Российская Федерация, как государство-участник Конвенции по химическому оружию (далее Конвенции), обязалась «никогда, ни при каких обстоятельствах: не осуществлять любой деятельности, запрещаемой государству-участнику Конвенции… не разрабатывать, ...не накапливать, ...не сохранять… и ... не применять химическое оружие» - токсичные химикаты, которые за счет своего химического воздействия на жизненные процессы могут вызвать летальный исход, временный инкапаситирующий (обездвиживающий) эффект или причинить постоянный вред человеку «за исключением тех случаев, когда они предназначены для целей, незапрещаемых по настоящей Конвенции при условии, что виды и количества соответствуют таким целям» (статья II, параграф 9).
Конвенция требует обязательного выполнения условия применения токсических химикатов, что позволяет исключить или значительно снизить степень поражения и тяжелые последствия.
Однако
во время
спецоперации
на Дубровке
не была
реализована
норма
Конвенции (статья
II,
параграф 9),
а именно, ни
вид, ни
количество
вещества не
обеспечили достижение
поставленной
цели -
нейтрализации
террористов
для спасения
заложников.
Боевики не были обездвижены и активно сопротивлялись атакующим спецслужбам (Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела от 16.10.2003 стр. 69), следовательно, применение производных фентанила (вид химиката) и количество примененного «спецсредства» в театре не соответствовали целям их использования (защите правопорядка), что является нарушением норм Конвенции (статья II, параграф 9).
Применение
«спецсредства»
в условиях, не
позволяющих
контролировать
индивидуальную
дозу для
каждого
заложника и
проводить
мониторинг, а
так же
неоказание
немедленной
помощи
пострадавшим,
увеличило
степень его
летальности,
значительно
увеличивали
вероятность
летального
финала, т.е.
нарушения
права на
жизнь, которое
является
приоритетом
международных
конвенций о
правах
человека.
Использование потенциально смертельных средств в отсутствие контроля степени поражения международными законами не запрещается только в экстремальной ситуации, определяемой понятием «абсолютная необходимость». При этом все обязательства государства по сохранению права человека на жизнь и минимизации жертв невинных граждан в результате операции должны быть предусмотрены и выполнены.
Проведенным
расследованием
Московской
Городской
прокуратурой,
за три с
половиной
года
достоверно
не
установлено:
примененное
вещество (газ);
возможный
антидот к
этому
веществу;
количество
заложников,
освобожденных
в результате
штурма;
количество
погибших
заложников;
количество
террористов,
захвативших
театр; не
установлены
должностные
лица,
принимавшие
решения о
проведении
штурма.
«В
комментарии
к Уголовному
кодексу по
редакции
Вячеслава
Михайловича
Лебедева,
председателя
Верховного
суда, сказано,
что
причиняемый
вред должен
быть
соразмерен
предотвращаемому,
поэтому
лишение
жизни одного
человека для
спасения
жизни
другого
человека
будет
превышением
пределов
крайней
необходимости...
А вот мерить
количественно
- "мы убьем
двести, чтобы
сохранить
жизнь
двумстам
тысячам" - для
юристов нет
такого
понятия.
Каждая жизнь
бесценна.
Каждая.
Нельзя
количественно
мерить» (М.
Барщевский,
юрист,
представитель
Правительства
РФ в
Конституционном,
Верховном и
Высшем
арбитражном
судах, радио «Эхо
Москвы» от 02
марта 2006г.).
Состояние крайней необходимости - основной аргумент для оправдания необходимости силового решения - штурма с применением спецсредства. В соответствии с статьей 39 Уголовного Кодекса РФ «причинение государством своими действиями вреда не является преступлением, когда это вызвано состоянием крайней необходимости для устранения опасности, если:
1) все другие возможности для ее устранения исчерпаны,
2) деяния, связанные с крайней необходимостью по меньшей мере устраняют опасность,
3) государством предприняты все возможные и необходимые меры по минимизации вреда и не допущению превышения пределов крайней необходимости.
Однако из материалов расследования следует, что ни одно из этих обстоятельств не имело места на Дубровке:
1) правоохранительные органы категорически отказались от иных (бескровных) способов разрешения ситуации, выбрав силовой вариант – штурм;
2)действия спецслужб, связанные с применением газа, не только не устраняли опасность взрыва и уничтожения заложников, но и спровоцировали активное сопротивление террористов, которые имели возможность реализовать свою угрозу взрыва, но по неустановленным следствием причинам не сделали этого;
3)минимизация жертв не являлась приоритетом операции: были сорваны достигнутые до штурма договоренности по освобождению иностранных заложников, а из материалов уголовного дела (объяснений медработников, участвовавших в оказании помощи пострадавшим) видно, что спасение отравленных заложников не являлось основной задачей штаба, проводившего операцию по уничтожению террористов.
Для
оправдания
необходимости
штурма
официальными
властями
приводились
несколько
версий,
связанных с
расстрелом
заложников.
Первой версией, переданной СМИ в 05:40 представителем оперативного штаба Павлом Кудрявцевым, была ложная информация о том, что «за последние 2 часа террористы убили… 2 заложников», поэтому штаб был вынужден принять решение о начале штурма.
Однако материалами следствия подтверждено, что никаких расстрелов заложников ни 23-го, ни 24-го, ни 25-го, ни 26-го не было. Ольга Романова и Геннадий Влах заложниками не являлись, а беспрепятственно вошли в ДК и, вызвав агрессию террористов, были расстреляны.
Вторую версию озвучил перед СМИ в 06:30 представитель оперативного штаба Игнатченко. Он представил ложную информацию о том, что при попытке прорыва из здания убиты два заложника, есть раненые. Чтобы поддержать их, выдвинулся спецназ.
Попытка прорыва из ДК приписывалась тяжело раненым шальными пулями за несколько часов до этого Павлу Захарову и Тамаре Старковой, находившимся в больнице на момент штурма около 3 часов.
В версиях, озвученных позднее, в качестве основания для проведения штурма указывались отказ террористов от дальнейших переговоров и отказ от освобождения заложников. Однако на 8-00 утра 26-го октября было назначено освобождение заложников – граждан США и Казахстана (приложение 28.7), а на 10 утра были назначены переговоры с генералом Казанцевым.
В материалах расследования декларируется решение о признании действий спецслужб совершенными в состоянии крайней необходимости так же, как и само наличие состояния крайней необходимости, игнорируя факты и возможность независимой оценки ситуации, по результатам которой в состязательном судебном процессе могла быть установлена обоснованность и законность применения газа.
Пострадавшие
– бывшие
заложники и
родственники
погибших –
предъявляют
претензии к
властям по
невыполнению
позитивных
обязательств
государства
в отношении
права на
жизнь:
-
власти
допустили
возможность
захвата
заложников;
официально
объявленный
убитым
дважды
Мовсар
Бараев
возглавил
группу
боевиков,
захвативших
театр;
-
власти
упустили
возможности
ведения
эффективного
договорного
процесса;
-
власти
предприняли
штурм с
применением
химического
вещества без
учета
негативных
последствий;
-
власти не
обеспечили
освобожденным
заложникам
своевременной
квалифицированной
медицинской
помощи;
-
власти не
организовали
надлежащего
расследования
обстоятельств
трагедии.
Оправдывая силовой вариант разрешения чрезвычайной ситуации, власти впоследствии утверждали, что террористы выдвинули технически невыполнимые требования. Однако из материалов следствия видно, что проблемы возникали лишь по той причине, что к процессу не были подключены ни уполномоченные, ни профессиональные переговорщики.
В материалах уголовного дела имеются протоколы допросов свидетелей, принимавших участие непосредственно в переговорах с террористами (приложения 16).
Из свидетельских показаний помощника Президента РФ С.Ястржембского (приложение 16.1):
«… Весь переговорный процесс осуществлялся с согласия Проничева В., никто из переговорщиков без его согласия никаких действий предпринимать не мог, насколько это мне известно. На первоначальной стадии развития событий со стороны российских властей никто целенаправленно переговорщиков не искал...»
«…Первое, что требовали террористы – это вывода российских войск из чеченской республики. Когда им заявили, что вывод войск нереален в короткие сроки, этот процесс очень продолжительный, террористы выдвинули требование вывода российских войск из какого-либо района Чечни, не уточняя, из какого именно…» (том 1 листы дела 196-200).
Из свидетельских показаний депутата Государственной Думы ФС РФ, руководителя фракции «Яблоко» Г. Явлинского (приложение 16.2):
«…В ходе переговоров мы остановились на трех пунктах требований: прекращение со следующего дня применения в Чечне тяжелого оружия, а именно артиллерии и авиации; прекращение зачисток; разговор по телефону между Путиным и Масхадовым…» (том 1 листы дела 211-213).
Из свидетельских показаний журналистки А. Политковской (приложение 16.3):
«… Президент России должен публично заявить о своем стремлении прекратить войну в Чечне и в подтверждении этого должен быть осуществлен вывод российских войск из одного любого района Чеченской Республики…» (том 1 листы дела 204-207).
Из этих свидетельств очевидно, что требования террористов были выполнимы для несилового разрешения сложившейся ситуации, то есть путем переговоров. Однако официальные власти озвучивали только одну версию требований – прекращение войны в Чечне – которая была невыполнима. Власти не предприняли попытки ввести террористов в заблуждение с целью затягивания переговоров для сокращения количества заложников. Наоборот, 24-го октября федеральные СМИ сообщили о вводе на территорию Чеченской республики новой дивизии, якобы для замены личного состава другой, находящейся там длительный срок.
Статья 14 Закона о борьбе с терроризмом РФ гласит:
«1.При проведении контртеррористической операции в целях сохранения жизни и здоровья людей, материальных ценностей, а также изучения возможности пресечения террористической акции без применения силы допускается ведение переговоров с террористами».
Избрав силовой вариант разрешения чрезвычайной ситуации, правительство так и не выставило для переговоров уполномоченное лицо.
Чтобы оправдать свои действия, власти впоследствии искажали информацию о мировом опыте борьбы с терроризмом, ссылаясь, например, на то, что «…в Израиле переговоры с террористами не ведутся…»
В
действительности
же «…если
захвачены
заложники,
Израиль,
израильские
ответственные
лица
обязательно
вступают в
переговоры...
первая
обязанность
того
командира,
который там
оказался
рядом,
законсервировать
ситуацию,
ничего не
предпринимать
и делать все
возможное,
чтобы
ситуация не
развивалась
ни в какую
сторону, пока
не приедут
переговорщики…
В переговоры
вступают
обязательно,
все
требования
выслушивают
серьезно. К их
требованиям
надо очень
внимательно
и серьезно
относиться.
Как только
они видят, что
вы к их
требованиям
относитесь
легкомысленно,
они начинают
убивать
заложников.
Они (террористы)
каждый раз
надеются, что
у них в этот
раз
получится. И
Израиль
каждый раз
вступает в
переговоры.
Что бы ни
потребовали
террористы,
им надо
говорить – да,
мы ваши
требования
должны
разобрать.
Если вы
хотите
политических
изменений,
это нельзя
сделать в
одну минуту,
мы должны это
ваше
требование
довести до
парламента
страны, это не
решается
спецназовцем.
Т.е. тянуть
время и
делать все
возможное,
чтобы
террористы
видели
серьезность
переговоров» (журналист
газеты «Московский
комсомолец»
Александр
Минкин, радио
«Эхо Москвы» 23
февраля 2005 г.)
Об
этом же
сказал в
интервью
бывший
руководитель
одной
из спецслужб
Израиля Яков
Кедми:
«Любые
переговоры
оправданны,
если речь
идет о жизни
невинных
людей» (Московский
комсомолец,
Дейч Марк, 26.10.2002)
(приложение
28.1).
«В
результате
моих
переговоров
с
террористами
в
Театральном
центре и
последующих
событий я
пришла к
убеждению,
что террористы
не
планировали
взрывать
Театральный
центр, а
власть не
была
заинтересована
в спасении
всех
заложников.
Главные
события
произошли,
когда я
вернулась
после
переговоров
с
террористами.
Глава
администрации
президента А.Волошин
угрожающим
тоном
приказал мне
не
вмешиваться
в эту историю»
(вице-спикер
Государственной
Думы Ирина
Хамада, 14.01.04,
Грани.ру: http://grani.ru/Politics/Russia/President/m.56704.html).
Власти Российской Федерации, поставив во главу угла уничтожение террористов, а не спасение заложников, продекларированное только на словах, пренебрегли мировым опытом контртеррористических операций. Достаточно вспомнить опыт операции по освобождению заложников, захваченных в японском посольстве в Перу. Благодаря выдержке руководителей спецслужб в течение длительного срока и профессионализму переговорщиков удалось освободить большую часть заложников. Минимизация количества потенциальных жертв облегчила впоследствии работу спецподразделений во время штурма, что свело потери к минимуму: один заложник скончался от сердечного приступа.
Властями Российской Федерации не были использованы все возможности по уменьшению количества заложников, что позволило бы сделать работу спецподразделений и спасателей более эффективной даже в случае вынужденного штурма.
Как
было сказано
выше,
спецслужбами
было
применено
спецсредство
«для
нейтрализации
террористов»
в условиях, не
позволяющих
контролировать
индивидуальную
дозу для
каждого
заложника и
оказать
немедленную
помощь.
Следствием
делается
попытка
затушевать и,
следовательно,
скрыть
истинную
причину
смерти
заложников,
оказавшихся
под
воздействием
примененного
при штурме
вещества. В
ряде случаев
это вещество
называется
как некое «газообразное
вещество», в
других
случаях оно
называется «неидентифицированное
химическое
вещество»
(выводы
комиссионных
судебных
экспертиз
тома 30-33
уголовного
дела).
На запрос о составе, концентрации и продолжительности действия примененного вещества ООД «За права человека» получен ответ из Управления ФСБ о том, что была применена «спецрецептура на основе производных фентанила» (исх. № 1/1471 от 03.11.2003 г.).
На пресс-конференции 30.10.2002 г. министр здравоохранения РФ Шевченко Ю.Л. заявил, что «подобные препараты… широко используются в медицинской практике и сами по себе вызвать летальный исход не могут» (приложение 12).
Согласно классификации, приведенной в справочнике М.Д.Машковского «Лекарственные средства» фентанил относится к наркотическим анальгетикам (приложение 13). Его применение без контроля за дозировкой и при отсутствии возможности для искусственной вентиляции легких может привести к летальному исходу.
В действительности применение спецсредства не принесло ожидаемых результатов и не обездвижило всех присутствующих в зале, в том числе и террористов, мгновенно. По данным следствия, террористы отстреливались из 13 автоматов и 8 пистолетов около 20 минут (Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела от 16.10.2003 стр. 69; аналитическая справка по результатам исследования протоколов допросов заложников том 1 листы дела 95-96). Применение же спецсредства в условиях, не позволяющих контролировать индивидуальную дозу для каждого заложника и оказать немедленную помощь пострадавшим, привело к гибели как минимум 125 человек.
По заключению компетентной организации Минздрава РФ Всероссийского Центра Медицины катастроф «Защита», сделанному по запросу прокуратуры г.Москвы ( от 29.01.2003 г., том 1, листы дела 166-169):
« … Отягощающими условиями… являлись:
1) отсутствие заранее сведений о возможности применения спец. вещества.
2) отсутствие специфического антидота к примененному веществу …»
Налоксон также является наркотическим веществом. Его действие как средство, предотвращающего спазм дыхания при передозировке опиатов, зависит от индивидуальных особенностей организма, вплоть до отсутствия положительного эффекта. Налоксон строго противопоказан детям. Его ошибочное повторное введение (более 10 мг) может привести к летальному исходу вследствие спазма сердечной мышцы.
Английским телевизионным каналом ВВС в 2003 году снят фильм «Террор в Москве» с участием и комментариями ведущих ученых в области анестезии и нелетального оружия. Произведена реконструкция событий с комментариями специалистов спецслужб, собраны показания участников - как заложников, так и руководителей организаций, принимавших участие в операции, дана оценка последствий применения, фентанила, определена степень летальности его производных и приведены сравнительные данные с традиционными смертельными средствами.
Исследования американских ученых производных фентанила показали, что их уровень летальности превосходит эффективность традиционных смертельных методов уничтожения: летальность газа, примененного в Первой Мировой войне была 7%, а на Дубровке более 15 %.
Лица, принимавшие решение о применении спецсредства, не могли не знать о последствиях его применения.
По официальному сообщению пресс-секретаря посольства Австрии Вольфганга Баньяи (Wolfgang Banyai) бывшая заложница гражданка Австрии Эмилия Предова-Узунов «умерла вследствие применения газа при освобождении заложников» (приложение 11).
Владимир ПУТИН, 20 сентября 2003 г., на встрече с американскими журналистами, о спасении заложников «Норд-Оста»:
«Эти люди погибли не в результате действия газа, потому что газ не был вредным, он был безвредным, и он не мог причинить какого-либо вреда людям. Люди стали жертвами ряда обстоятельств обезвоживания, хронических заболеваний, самого факта, что им пришлось оставаться в том здании. И мы можем сказать, что во время операции не пострадал ни один заложник».
Владимир ПУТИН, 3 октября 2004 г, на встрече с китайскими журналистами:
«Я всегда стараюсь придерживаться нескольких правил. Во-первых, не врать. Говорить правду, приятная она или не очень. Наш народ заслужил того, чтобы ему говорили правду».
Это заявление, по нашему мнению, не нуждается в комментариях.
Для объективного и независимого расследования событий завершающей стадии операции по освобождению заложников была образована Общественная комиссия «Союза Правых Сил», в работе которой приняли участие эксперты в области судебной медицины, медицины катастроф, специалисты по антитеррористическим операциям, опрошены многочисленные очевидцы и участники событий (приложение 28.9).
Согласно выводам комиссии, халатность должностных лиц, ответственных за организацию медицинской помощи пострадавшим привела к увеличению числа жертв.
В связи с этим руководитель фракции «Союз Правых Сил» Б.Немцов обратился к Генеральному прокурору РФ с заявлением о проведении тщательной проверки и возбуждении уголовного дела по признакам преступления (04 ноября 2002 г.) (приложение 20).
В ответ на это обращение прокуратура г.Москвы вынесла постановление об отказе в возбуждении уголовного дела против должностных лиц, ответственных за организацию медицинской помощи заложникам в связи с «отсутствием данных о неисполнении или ненадлежащем исполнении своих обязанностей» (31 декабря 2002 г) (приложение 21).
Однако материалы уголовного дела, с которыми авторы имели возможность ознакомиться, многочисленные свидетельства очевидцев и участников событий противоречат выводам прокуратуры и свидетельствуют о следующем:
1. Спасение жизни детей-заложников не ставилось приоритетной задачей. Дети в тяжелом состоянии не доставлялись ни в самую близкую больницу ГВВ №1, ни в специализированную токсикологическую. Десяти детям это стоило жизни, причем 5 из них медицинская помощь не оказывалась вообще (Выводы судебных медицинских экспертиз тома 1, 120 уголовного дела).
2. Эвакуация заложников из театра и их транспортировка в стационары были плохо организованы и продолжались длительное время. По свидетельству очевидцев (приложение 4) вынос заложников продолжался даже после 11.00, а из справки по результатам изучения историй болезней лиц, поступивших в медицинские учреждения г.Москвы 26 октября 2002 года из ДК АО «Московский подшипник» (приложение 15) следует, что доставка заложников в больницы продолжалась даже после 10.00, то есть спустя более чем 4,5 часа после применения газа.
3. Отсутствие плана эвакуации пострадавших подтверждается как свидетельствами медработников, принимавших участие в транспортировке заложников от ДК в больницы, так и объяснениями главных врачей больниц, имеющихся в материалах уголовного дела.
Доставка пострадавших осуществлялась неравномерно как по времени, так и по больницам. Например, в ГКБ №13 в течение 30 минут было доставлено 213 пострадавших.
«…Наши больные были доставлены в 13 больницу, где к этому времени уже было доставлено большое количество пострадавших, поэтому…получилась задержка» (из объяснений Кругловой Г.И., (том 120, лист дела 108) приложение 17).
«…Одновременно к больнице подошли 47-48 автомашин скорой помощи и 5 автобусов» (из объяснений главного врача ГКБ №13 Аронова Л.С. (Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела от 31.12.2002 г.), приложение 21).
«…В госпитале было свободно 300-350 койко-мест, но могли принять до 600 больных» (из объяснения главного врача ГВВ №1 Киртадзе Д.Г. (Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела от 31.12.2002 г.), приложение 21), однако госпиталь принял всего 130 пациентов.
«По запросу ЦЭМП… им было сообщено, что больница сможет принять 146-150 пострадавших» (из объяснения главного врача ГКБ №13 Аронова Л.С., приложение 21), из них до 50 реанимационных (согласно объяснению главного анестизиолога-реаниматолога города Москвы Евдокимова Е.А., там же). Однако в ГКБ №13 поступило 356 пострадавших. «Все пострадавшие, доставленные в ГКБ №13 находились в тяжелом состоянии, многие в коматозном» (приложение 21).
Согласно объяснению главного врача ГКБ №7 Афанасьева В.А. в больнице «было высвобождено около 200 мест» (приложение 21), однако поступило только 77 пациентов.
Медработники, принимавшие участие в транспортировке, отмечают отсутствие путей для движения транспорта (приложение 17):
«Нам не сказали о характере воздействия, которому подверглись пострадавшие, и даже в какую больницу их везти. В итоге, мы поехали в ГКБ №23, т.к. я знала, где она располагается» (Сафронова О.Л.).
«Я дал команду водителю двигаться в сторону Волгоградского шоссе, одновременно найти машину ЦЭМП или какой-то распределительно-сортировочный пункт для выяснения вопроса, куда доставлять пострадавших. Однако такого пункта мы не обнаружили» (Горбунов В.В.).
«Куда везти, мы не знали, пристроились в хвост впереди идущей скорой и приехали в ГКБ 53» (Сушникова Л.Н.).
«…Они открыли заднюю дверь машины и буквально закинули двух пострадавших …в тяжелом состоянии. На запрос куда доставлять… в куда хотим» (Круглова Г.И.).
«…По моим данным движение бригад скорой помощи от ст.м.«Пролетарская» к ДК было затруднено» (Костомарова Л.Г.).
4. Отсутствие площадки для оказания доврачебной экстренной медицинской помощи на месте происшествия, позволившей бы вырвать у смерти жизни пострадавших заложников, настойчиво объясняется угрозой взрыва. Однако этому аргументу противоречат следующие обстоятельства. ГВВ №1, в котором располагался не только штаб, руководивший операцией, но и неэвакуированные больные, находился в 20 метрах от предполагаемого эпицентра взрыва, здания ДК. Кроме того, этот госпиталь указан в числе стационаров первой очереди, куда, как следует из постановления прокуратуры, «поступали наиболее тяжелые больные». Эти факты позволяют считать подобное объяснение несостоятельным и надуманным.
5. В своих объяснениях (том 120 уголовного дела) медработники указывают на негативную роль транспортировки пострадавших в автобусах без соответствующего количества медицинского персонала, медикаментов, инструментов (приложение 17):
«…Подошел незнакомый мне медицинский работник…, выдал 6 ампул налоксона и шприцы и направил в автобус, где находились пострадавшие. Всего в автобусе было 17 пострадавших» (Захаренков М.Ю.).
«…Меня посадили в автобус с пострадавшими…В автобусе было 40 пострадавших …При этом представитель ЦЭМП дал мне 10 ампул «налоксона» (Федоров В.В.).
«Отсутствие площадки для временного размещения пострадавших с возможностями их реанимации на месте усилиями нескольких бригад, отсутствие организации беспрепятственного и бесперебойного движения машин скорой помощи автобусов, массовая транспортировка пострадавших в автобусах без должного количества сопровождающих врачей, фельдшеров и спасателей …, а также отсутствие информации о названии вещества, примененного в ходе спецоперации… сыграли негативную роль» (Волков Ю.К.)
«Я считаю, что отрицательную роль в эвакуации заложников сыграло отсутствие путей для движения транспорта» (Круговых Е.А.).
Об этом же свидетельствует журналист газеты «Московский комсомолец» Дмитрий Кафанов, сопровождавший автобус с заложниками (приложение 28.6).
При этом, как следует из справок уголовного дела (том 120 листы дела 131-139), были выделены для спасения заложников, но не принимали в этом участия 10 бригад на подстанции №13, 15 бригад на подстанции №26, 10 бригад на подстанции №50, 18 бригад на подстанции №24, 8 бригад на подстанции №9. Кроме того, не было задействовано по назначению ни одной бригады из выделенных на подстанциях №№53 и 16, а из выделенных на подстанции №10 участвовала в транспортировке пострадавших только 1 бригада. Перечисленные факты свидетельствуют о том, что более 60 бригад квалифицированного медицинского персонала были готовы прийти на помощь заложникам, но оказались невостребованными. Об этом же свидетельствует Осипов Д.Н. (приложение17): «…Около 8-30 бригада подъехала к ДК, никакой мед[ицинской] помощи не оказывал, т.к. до 9-00 никаких указаний не поступало. В 9-00 по распоряжению ответственного ЦЭМП был отпущен на п/ст[анцию]».
Из доступных же для ознакомления авторам 117 комиссионных экспертиз погибших заложников авторы узнали, что в 68 случаях медицинская помощь им не была оказана, в том числе 5 детям (приложение 18).
6. Не все стационары были готовы к приему пострадавших:
«…Нас повезли в больницу, но там отказались нас принять, сказав, что ничего не знают. Тогда повезли обратно. Около ДК пересадили в автобус и повезли, как потом оказалось, в 13-ю больницу» (Алла Павлова, приложение 6.8);
«…По приезду в ГКБ №1 сначала нас не пропускали на территорию охранники» (Белякова О.В., приложение 17).
«Мне никто не сообщал, что в наше учреждение будут поступать бывшие заложники» (руководитель НО острых отравлений НИИ СП им. Склифосовского Лужников Е.А., приложение 21).
7. Отсутствие необходимости в привлечении военных медиков во время спецоперации объясняется участием бригад СПМ, «оказывающих помощь пострадавшим с максимальной интенсивностью». Однако этому заключению противоречит тот факт, что только 10 % бригад СМП были специализированными, квалификация остальных (в том числе и 155 фельдшерских) с учетом специфики оказания помощи при масштабных поражениях, безусловно, уступает специалистам в области военной медицины. Участники событий свидетельствуют о случаях, когда еще живые отравленные заложники причислялись к умершим:
«…Одного
человека
спасли
буквально в
самый
последний
момент:
глядим - на
ступенях у
здания лежит
тело,
накрытое с
головой
курткой-"боевкой",
видно, кто-то
из
спасателей
вытащил его
из здания,
увидел, что
человек
мертв, и
оставил на
крыльце. А мы
прощупали
пульс - вроде
бы есть какие-то
слабые
толчки! И
откачали
бедолагу!..»
(Вадим
Михайлов, приложение
6.8).
«...Санитары
хватали
мертвых за
руки и за ноги
и несли в
специальное
помещение…На
моих глазах
молодая
женщина,
которую
считали
погибшей,
замотала
головой.
Вырвался
крик. - Да она
живая! -
перекрестился
санитар.
Женщину
тут же
уложили на
каталку и
отвезли в
приемный
покой. Не
исключено,
что среди
записных
покойников
это не
единственный
случай»
(Снегирев
Юрий, приложение
6.8).
«…В то время, когда нашего ребенка [14-летнюю Кристину Курбатову] доставили в больницу, состояние ее здоровья при поступлении никто не устанавливал. Дежурный врач сослался на то, что ему сообщили о поступлении «трупа», и он не стал осматривать девочку. При этом заявил, что «…осматривать труп в его обязанности не входит…» (Курбатов В.В., приложение 6.7).
О необходимости привлечения военных медиков свидетельствует главный врач ГКБ №7 Афанасьев: «…Они могли бы быть полезны при оказании первой помощи пострадавшим, т.к. они имеют навыки оказания экстренной помощи (догоспитальной), и могли бы грамотно произвести сортировку больных на догоспитальном этапе».
Перечисленные выше факты подтверждают выводы общественной комиссии СПС о недостатках в работе должностных лиц и служб, принимавших участие в организации работ по оказанию первой помощи и эвакуации пострадавших из ДК ГПЗ:
- непозволительно долгое ожидание пострадавшими врачебной помощи и транспортировки до медицинских учреждений;
- отсутствие на выходе из здания руководителя-координатора из числа медработников;
- не была развернута площадка для временного размещения пострадавших с возможностями их реанимации на месте усилиями нескольких бригад;
- не было организовано своевременного беспрепятственного и бесперебойного движения машин скорой помощи, автобусов и реанимобилей;
- массовая транспортировка пострадавших проводилась в автобусах без должного количества сопровождающих врачей, фельдшеров, спасателей, владеющих методами реанимации;
- не было налажено достаточное взаимодействие между действиями спецназа, спасателей и персонала скорой помощи;
- не были привлечены специалисты в области военной медицины, обладающие специальными методами, навыками и знаниями;
- отсутствовала должная организация по равномерному размещению пострадавших в лечебных учреждениях.
«… Спецслужбы сработали профессионально… С этой точки зрения операция заслуживает высокой оценки. Но дальнейшее, особенно оказание медицинской помощи людям, - как видите, не получилось. Что здесь спорить?» (председатель Государственной Думы по безопасности В.Васильев, газета «МК» от 23.10.2003г)
Выводы же прокуратуры в постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела от 31.12.02г. (приложение 21) об отсутствии данных о неисполнении или ненадлежащем исполнении своих обязанностей должностными лицами, ответственными за организацию оказания медицинской помощи носят декларативный характер.
Об отсутствии непредвзятой оценки событий со стороны властей свидетельствуют:
- необоснованные отказы в удовлетворении ходатайств потерпевших о дополнении следствия;
- неустраненные противоречия в позиции представителей государственных структур, ответственных за проведение спасательной операции;
- непривлечение к ответственности всех лиц, виновных в трагедии;
- недопуск заявителей в качестве потерпевших в процесс над пособниками;
- неспособность завершить расследование по делу и сделать его результаты достоянием гласности в течение более 3,5 лет.
Пострадавшие неоднократно обращались с ходатайствами о проведении дополнительных следственных действий для установления фактических обстоятельств гибели их родственников, возбуждении уголовного дела и проведении расследования по фактам применения спецсредств и неоказания своевременной медицинской помощи, а также с ходатайствами о проведении повторной комиссионной экспертизы как в прокуратуру г. Москвы, так и в Генеральную прокуратуру. Однако эти обращения не дали результатов, поскольку ответа на вопросы, поставленные в обращениях, не были представлены. Кроме того, на обращения в Генеральную прокуратуру РФ пострадавшие получали ответы из прокуратуры г. Москвы, действия которой и были предметом их жалоб.
Неполнота следствия, непринятие мер к установлению действительных обстоятельств дела, отказы в удовлетворении обоснованных ходатайств затрудняет потерпевшим доступ к правосудию и нарушает их конституционные права:
– статья 24 Конституции РФ, гарантирующая право на информацию, которое в данном случае не имеет оснований для разумных ограничений,
– статья 20 Конституции РФ, гарантирующая право на жизнь.
Ознакомившись с заключениями комиссионных судебно-медицинских экспертиз, потерпевшие установили их неполноту и наличие противоречий. Для установления фактических обстоятельств смерти их близких потерпевшие неоднократно обращались в прокуратуру с ходатайствами о проведении дополнительных следственных действий. Однако прокуратура в проведении каких-либо дополнительных действий отказала, мотивируя свой отказ тем, что проведение повторной комиссионной экспертизы на предмет ответа на вопросы, связанные с гибелью, «следствие считает нецелесообразным».
На ходатайства о возбуждении уголовного дела и проведения расследования по фактам применения спецсредств был получен ответ о вынесении 16.10.2003 постановления об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении сотрудников спецслужб «поскольку их действия были признаны совершенными в состоянии крайней необходимости».
Общероссийским общественным движением «За права человека» в адрес Генерального прокурора РФ были направлены заявления (от 21.01.2003 г.) в целях защиты прав обратившихся в эту организацию потерпевших. В заявлении было указано на необходимость возбуждения уголовных дел и проведения надлежащего расследования по следующим фактам:
- ненадлежащей организации медицинской помощи заложникам и их эвакуации из Театрального центра на Дубровке 26.10.2002;
- убийства (отравления) заложников неизвестным химическим веществом (веществами);
- незаконного использования правоохранительными органами наркотического вещества (веществ) при проведении специальной операции по освобождению заложников 26.10.2002;
- неправомерной ликвидации (убийства) 26.10.2002 лиц, захвативших заложников и находившихся без сознания, что привело, в конечном счете, к отсутствию по делу обвиняемых в совершении террористического акта и дало возможность не передать данное дело в суд;
- халатности должностных лиц, проводящих расследование в связи с захватом заложников.
Из ответа прокуратуры г.Москвы от 19.04.2004 года следует, что 31.12.2002 г «в отношении медицинских работников в возбуждении уголовного дела отказано… за отсутствием в их действиях состава преступления».
Указанные выше постановления прокуратуры об отказе в возбуждении уголовных дел содержат целый ряд противоречий и свидетельствуют о неполноте проведенного следствия. Подробный разбор этих противоречий сделан в приложении 19 «Критика постановлений прокуратуры г.Москвы об отказе в возбуждении уголовных дел от 31 декабря 2002 г. и 16 октября 2003 г.». Авторы позволят себе остановиться здесь на некоторых из них.
- Количество погибших при штурме заложников не определено однозначно и достоверно: официально число жертв – 129, однако в результате сложения приведенных в постановлении данных число жертв составляет как минимум 174.
- Неустановление как примененного вещества, так и наличие или отсутствия противоядия к нему, а также противоречия по поводу роли антидота для спасения жизни заложников после поражения следует расценивать как неполноту следствия и бездействие прокуратуры по установлению важнейших обстоятельств дела.
В постановлениях сделана неубедительная попытка обоснования принятия властями силового решения состоянием крайней необходимости «для отвращения опасности реально угрожающей интересам, здоровью и жизни огромного числа людей, удерживаемых в замкнутом пространстве, заминированном мощными взрывными устройствами». В соответствии с ст. 39 УК РФ «действия в состоянии крайней необходимости для устранения опасности» предусматривают обязательное условие - «когда опасность не могла быть устранена иными средствами». Однако власти не только не пытались использовать ресурсы бескровного разрешения чрезвычайной ситуации, но и препятствовали этому процессу. С другой стороны, предпринятые действия должны, как минимум, устранить угрожающую опасность: взрыв и уничтожение заложников. Как указывается в материалах постановлений, примененное средство не только не обезвредило террористов, но и активизировала их сопротивление, а следовательно, не предотвращало, а провоцировало взрыв.
В связи с этим действия сотрудников спецслужб не были обоснованными и не могут быть признаны совершенными в состоянии крайней необходимости, а причинение вреда - «125 человек погибли при действии сотрудников спецслужб» - должно быть расценено как преступление.
- Основной аргумент для оправдания начала спецоперации - утверждение следствия о расстреле террористами заложников 26 октября 2002 года – является ложным. Как отсутствие имен заложников, погибших от рук террористов перед штурмом, так и свидетельства выживших заложников, отрицающих факт расстрелов, опровергают это утверждение, не позволяя считать достоверными и объективными сведения, приведенные в материалах постановления в целом.
- В постановлении в качестве одной из причин, по которым было принято решение о проведении штурма, назван отказ «террористов, осуществить ранее намеченное освобождение всех детей и иностранцев». Однако категорически отказавшись от переговоров, заняв жесткую позицию, публично заявив о невозможности выполнения требований террористов о поэтапном выводе войск с территории Чечни, власти, начав штурм, свели на нет договоренности послов об освобождении иностранных граждан, сорвав их освобождение: восьмерым из них это стоило жизни.
Все
вышеупомянутые
обстоятельства,
противоречия
по делу,
умышленное
сокрытие
важных для
дела фактов в
совокупности
с
наступившими
трагическими
последствиями
приводят
потерпевших
к следующим
выводам:
а)
во время
штурма было
применено
опасное,
высокотоксичное
вещество,
приведшее к
отравлению
потерпевших
и их
последующей
гибели;
б)
надлежащей
медицинской
помощи не
было оказано
и не могло
быть оказано
в связи с
отсутствием
необходимого
противоядия
и
непринятия
заблаговременных
мер по
организации
своевременной
медицинской
помощи и
транспортировки
пострадавших.
Ознакомившись с медицинскими документами, представленными прокуратурой г. Москвы, потерпевшие установили их неполноту, предвзятость и наличие противоречий.
1. В материалах представлены копии трех постановлений о назначении судебной медицинской экспертизы - от 26-28.10.2002 , от 12 ноября 2002 от 25 декабря 2002. Однако в деле в наличии только два заключения экспертов – по первому постановлению и по третьему от 25.12.2002.
2. В
постановлениях
о назначении
судебной
медицинской
экспертизы
от 12 ноября 2002
года в пункте
3 указано: «Представить
в
распоряжение
экспертов
материалы:
- труп (ФИО погибшего заложника)…» (приложения 23)
Однако это НЕ МОГЛО БЫТЬ ВЫПОЛНЕНО по той причине, что к моменту назначения этой экспертизы многие заложники были уже похоронены, и эксгумация не проводилась. Этот факт свидетельствует о фальсификации.
3. В протоколе осмотра трупа №2575, опознанного как Карпов Александр Сергеевич, время начала осмотра указано 12.20 (приложение 24). В карте регистрации вызова 06909 от 26.10.02 время принятия вызова машины 03 на Мельникова,10 для перевозки трупа Карпова А.С. в морг №10 – 12.30 (приложение 25). Согласно этим данным осмотр трупа Карпова А.С. в морге начат раньше, чем был доставлен туда. Этот факт также свидетельствует о фальсификации.
4. В том же постановлении от 12 ноября 2002 г. появляется заранее продуманный вопрос о негативном воздействии на организм стресса, физического истощения, голодания, обезвоживания, обездвиживания, на который впоследствии экспертная комиссия дала точно такой же, по сути дела скопированный ответ.
Более того, выводы о воздействии «крайне опасного для здоровья комплекса факторов (длительный психоэмоциональный стресс;… гиповолемия в связи с длительным обезвоживанием и голоданием, нарушение привычных биоритмов – сна-бодрствования; наличие хронических заболеваний)» сделаны в Постановлении от 31.12.2002 г. (приложение 21) до того, как были получены заключения судебно-медицинских экспертиз. Это свидетельствует о предвзятости заключения экспертов, сделанных 08.01-15.04 2003 г.
5. Все обстоятельства дела, показания свидетелей, работников медицинских учреждений, куда доставлялись пострадавшие, говорят о том, что смерть наступила либо на месте происшествия, либо они уже доставлялись в стационар в состоянии клинической или биологической смерти; и работники СМП, и врачи стационаров говорят об отравлении пострадавших.
6. В комиссионный экспертизах при описании обстоятельств дела, показаний свидетелей во многих случаях отсутствуют показания медицинских работников, проводивших первичный осмотр непосредственно на месте происшествия, данные об оказании доврачебной медицинской помощи, показания медицинских работников, непосредственно проводивших реанимационные мероприятия (если таковые проводились), а также время прекращения реанимационных мероприятий. Например, в экспертизах всех погибших, смерть которых констатирована в ГКБ №1, приведены слова врача этой больницы Сухова С.Б. от 12.03.2003г., адаптированные к каждому конкретному случаю.
7. Заключения о причинах смерти заложников не зависимо от возраста, места жительства полностью идентичны, что говорит о фальсификации и предвзятости, поскольку не может быть абсолютно одинакового вывода о причине смерти, например, 13-летнего ребенка, 31-летнего мужчины и 49-летнего мужчины (приложения 26).
8. Ни в одном постановлении о проведении медицинской судебной экспертизы или другом каком-либо официальном документе не говорится о природе примененного газообразного вещества, поэтому такая уважаемая и солидная комиссия, не указав у себя в заключении на характер (физико-химические свойства, особенности его действия на органы человека и т.д.) не имеет никакого права говорить об отсутствии прямой причинной связи между действием данного вещества и смертью пострадавших.
9. Заключение о том, что фоновые болезненные изменения, такие незначительные, как бронхит, арахнофиброз, панкреосклероз, способствовали смерти не соответствуют действительности, поскольку прогнозы для жизни при таких заболеваниях благоприятны.
10. Общеизвестно, что без еды человек может прожить до 30 дней, а обезвоживание организма достигает критической точки на 9-10 день. Теракт продолжался 57 часов (то есть менее 2,5 суток), а, следовательно, даже при полном отсутствии еды и питья человеческий организм не достиг бы критического состояния.
Также известно, что на момент захвата театра в буфете имелось какое-то количество продуктов питания – соков, напитков, молока, шоколада, мороженого, печенья и т.д. Кроме того, 25.10.2002 Анной Политковской была организована доставка соков и напитков в захваченный театр в таком количестве, что бывшие заложники, не успели до штурма все выпить. Об этом свидетельствует видеозапись, сделанная службой ФСБ, на которой четко видны стоящие у стены упаковки и соками. Об этом же свидетельствуют показания заложницы Кругликовой В.В., приведенные в заключении комиссионной экспертизы, и протоколы осмотра места происшествия. Поэтому заявление прокуратуры об отсутствии питья и еды безосновательны, а заключение экспертов об обезвоживании погибших фальсифицированы.
Выводы о длительном лишении сна безосновательны. Конечно, спать сидя в кресле не так удобно, как в собственной кровати, но заложников никто не лишал сна принудительно.
11. Выводы о негативном воздействии стресса не соответствуют действительности. По последним исследованиям ученых стрессы на самом деле способствуют выработке в человеческом организме огромного количества защитных веществ, по подобию которых даже создали лекарства, которые помогают людям пережить стресс. Об этом, в частности, рассказала кандидат медицинских наук, ведущая программы «Здоровье» Елена Малышева в передаче на радио «Эхо Москвы» от 11. 11. 2005 г. (приложение 27).
12. Вывод экспертов, исключающий прямую причинно-следственную связь между воздействием на организм погибших заложников примененного вещества и смертью фальсифицирован. В тех случаях, когда члены семьи сидели рядом в зале театра, после газовой атаки выжившие заложники поступили в больницы с диагнозом «отравление неизвестным веществом», в то время как у погибших отравление отрицается.
Таким образом, каждый отдельный фактор не может стать причиной смерти, а влияние их совокупности не раз проверялось в условиях природных катаклизмов, когда их жертвы оставались живы.
Кроме того, в течение 57 часов вплоть до начала газовой атаки, от совокупности этих факторов не погиб ни один заложник. И лишь с появлением нового фактора – примененного при штурме «спецсредства» - началась массовая гибель заложников.
Все вышеупомянутые обстоятельства, противоречия, умышленное сокрытие фактов приводят к выводу о предвзятости, фальсификации заключения судебно-медицинской экспертизы, которое так и не выяснило истинных обстоятельств и причин смерти заложников.
Статья 17-я «Закона о борьбе с терроризмом» РФ обязывает государство (субъект федерации) взять на себя компенсацию вреда, причиненного людям произошедшим на его территории террористическим актом. Наличие такого закона дало возможность потерпевшим, не дожидаясь окончания расследования по «Норд-Осту», обратиться в суд с исками по защите своих прав - теракт оставил после себя 69 детей-сирот, и большое количество стариков-родителей, потерявших единственного кормильца.
Наряду с требованиями материального характера, люди надеялись в ходе судебных заседаний добиться ПРАВДЫ о случившемся в «Норд-Осте», зафиксировать показаниями свидетелей факты, которые могли бы пригодиться в уголовном преследовании виновных в гибели людей.
К концу 2002 года было подано несколько десятков исков от потерявших в теракте своих близких и от бывших заложников, пострадавших от газовой атаки. Основная масса исков (61) подавалась через адвокатское бюро И.Л. Трунова в Тверской районный суд. Иски потерпевших граждан России в соответствии с вышеупомянутым законом были поданы к субъекту федерации - правительству Москвы, а иностранных граждан - непосредственно к правительству Российской Федерации.
Средства массовой информации, замалчивая суть Закона, принятого еще в 1998 году, прибегали к нападкам на потерпевших и адвокатов, обвиняя их в желании обогатиться. При этом выплаченная по решению Правительства Москвы единовременная материальная помощь была переименована в компенсацию за причиненный вред.
Поскольку в исках присутствовали вопросы: почему террористы смогли беспрепятственно захватить театр в центре Москвы; почему не была оказана своевременная помощь освобождаемым заложникам и др., судья Горбачева предприняла все меры, чтобы эти вопросы в заседаниях не рассматривались и не попали в протокол. Не было принято ни одного (!) ходатайства адвокатов. Судья также неоднократно грубо прерывала потерпевших (приложение 28.12) :
«—
Карпов,
сядьте! Я
сказала!
—
Я тоже хочу
высту...
—
Сядьте! Вы
прогуляли
стадию
исследования
документов...
—
Но мне не
прислали
повестку!
—
Вы прогуляли!
Сядьте! Или я
вас удалю!
—
Я хочу подать...
—
Ничего я у вас
не приму!..
—
Карпов,
больше не
тяните руку!
—
Я прошу
наконец
разъяснить
мне мои права!
— Никто вам ничего разъяснять не будет!..» (23.01.2003 г. Тверской муниципальный районный суд г. Москвы)
Представители правительства Москвы предлагали переадресовать претензии потерпевших к непосредственным причинителям вреда - т.е. уничтоженным террористам, а председатель Московской городской думы Платонов заявил, что теракта не было, потому что взрыва здания не произошло.
Поскольку проводимое следствие не является ни беспристрастным, ни всесторонним, для защиты своих прав пострадавшие были вынуждены обратиться в суд. Предметом жалоб являлось бездействие прокуратуры, а также постановления прокуратуры об отказе в возбуждении уголовных дел от 31 декабря 2002 года (приложение 21) и 16 октября 2003 года (приложение 22).
В ходе судебного разбирательства Замоскворецким районным судом г.Москвы заявители и их представители неоднократно указывали на содержащиеся в постановлениях прокуратуры недостоверные, противоречивые и неполные сведения. И хотя ни одно из этих противоречий не было опровергнуто представителем прокуратуры, суд не признал эти постановления необоснованными, указав лишь, что «обжалованные постановления вынесены уполномоченным на то лицом, соответствуют требованиям уголовно-процессуального закона, мотивированны и обоснованы».
Что
касается
доводов о том,
что в
результате
бездействия
следствия не
были
установлены
такие важные
обстоятельства
как:
-
примененное
спецслужбами
вещество, его
природу,
характер (физико-химические
свойства,
особенности
его действия
на органы
человека и т.д.),
-
наличие
антидота к
примененному
веществу,
-
время начала
штурма,
-
количество
погибших
заложников,
-
фактические
обстоятельства
и причины
гибели
заложников,
-
количество
террористов,
захвативших
театр,
то эти утверждения заявителей и их представителей не были опровергнуты ни представителем прокуратуры города, ни судом.
К
процессу
было
привлечено
внимание
прессы, и в
некоторых
изданиях
были
дословно
приведены
реплики
следователя
Кальчука В.И.,
оскорбительные
для
заявителей и
их адвоката («Новая
Газета», 18.04.2005 г.) (приложение
28.14):
«…
МОСКАЛЕНКО: А
следствие
делало свои
запросы,
чтобы
идентифицировать
вещество?
КАЛЬЧУК:
Че вы меня тут
будете учить?
Что вам еще
надо? Я больше
ничего вам
говорить не
буду!
МОСКАЛЕНКО:
Но вы же перед
судом.
КАЛЬЧУК
(уже
покрикивая):
Не буду
отвечать.
Экспертиза
говорит: не
было
вещества —
значит, не
было.
МОСКАЛЕНКО:
Объясните
для
протокола,
быть может,
это тайна
следствия?
КАЛЬЧУК
(сдержанно,
когда для
протокола):
Да, это тайна
следствия. А
оно продлено
до 19 июля.
МОСКАЛЕНКО:
Могут ли
появиться к 19
июля
основания,
что вы
измените
свое
постановление
об отказе в
возбуждении
уголовного
дела в
отношении
сотрудников
спецслужб,
применивших
газ?
КАЛЬЧУК:
Нет. Не могут.
МОСКАЛЕНКО:
Но в этом
постановлении,
я опять
напомню,
вопросы о
месте и
времени
смерти Саши
Летяго места
не нашли.
КАЛЬЧУК:
Че там? Я
вопрос чёй-то
не понял? Я
такой тупой,
что не пойму.
МОСКАЛЕНКО:
Хорошо, я
помогу вам.
Как так
произошло,
что Саша
Летяго
погибла? Где
она
оказалась
после штурма?
Это не
раскрывает
ваше
постановление.
КАЛЬЧУК:
Я больше вам
ни на чего
отвечать не
буду. Встану —
и буду
молчать.
МОСКАЛЕНКО:
Седьмой
вопрос
ходатайства
к вам
Губаревой
был: почему к
Сэнди Букеру
была вызвана
бригада
врачей в 8.30, то
есть только
через два с
половиной
часа…
КАЛЬЧУК
(перебивая):
Не буду
отвечать.
МОСКАЛЕНКО:
Но вы
обстоятельства
смерти
потерпевших
изучали?
КАЛЬЧУК:
Я больше с
вами на эту
тему
говорить не
хочу.
МОСКАЛЕНКО:
Но вы же в
суде. Вы не
отвечаете
суду…
КАЛЬЧУК
(откровенно
хамит): Да, не
отвечаю…»
Из материалов уголовного дела №229133 было выделено в отдельное производство дело по обвинению Заурбека Талхигова в пособничестве террористам. Расследование дела закончено весной 2003 года, а рассмотрено судом летом 2003 года.
Заявители по неизвестной причине не были признаны потерпевшими по указанному делу, в судебное разбирательство они не приглашались, скудную информацию о самом деле почерпнули случайно из средств массовой информации.
Заявителями предпринимались попытки в судебном порядке признать незаконными действия прокуратуры г.Москвы по отказам в признании потерпевших по уголовному делу № 229133 потерпевшими по выделенному уголовному делу в отношении З.Талхигова. Однако Замоскворецкий районный суд г.Москвы, а затем и Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда отказали потерпевшим, мотивировав это тем, что предварительное следствие по делу З.Талхигова окончено и передано в суд.